Галицкие владетельные князья

из рода

Ивана Калиты.

 

 

В 1363 г, как мы видели, галицкий удел присоединен был к Московскому княжеству. В летописях говорится собственно об отнятии московским князем у Дмитрия, последнего удельного галицкого князя из рода Ярослава Всеволодовича, только Галича; о Дмитрове же ничего не говорится. Но так как Дмитрий Иванович Донской распоряжается этим городом наравне с Галичем и другими городами, при раздаче их своим детям, то Дмитров, надобно полагать, присоединен к Московскому княжеству одновременно с Галичем.

Так полагают и наши историки. В грамотах первых преемников Ивана Даниловича Калиты Дмитров упоминается только в духовной Семена Гордого, который отказывает своей супруге, между прочим, село в Дмитрове, а Галич начинает упоминаться только с договорной грамоты Димитрия Донского и Владимира Андреевича. Эту грамоту относят к 1371гоу, несмотря на то, что даты на ней не выставлено и что в ней есть одно место, которое, по отношению ко времени ее написания, возбуждает сомнение. Надобно заметить, что эта грамота, от ветхости, истлела и дошла до нас не в целом виде, почему некоторые места ее представляются неясными, между тем как историки трактуют ее как совершенно ясную и понятную, не возбуждающую никаких сомнений. Не лишним будет, поэтому привести здесь начало ее, особенно важное для нас по вопросу о судьбе Галича и Дмитрова в первые годы по присоединении их к Москве. Вот начало ее с теми пропусками, какие явились в ней от ветхости:

« … своим братом с молотшим, со князем с Володимиром с Андреевичем… тебе брата своего старейшего Князя Великиго себе отцем, а сына твоего…жити по сей грамоте. Вотчины ми, Господине, твоее и Великого княженья…ми под тобою не искати и под твоими детьми, ни моим…ем и до живота, и твоим детем;  тако же и тобе Князю Великому… Господине, дал в удел Галич, Димитров с волостьми и с селы…. И твоим детем под моими детьми и до живота; а добра…до живота; а блюстити, Господине, вотчины моее и Московское… …блюсти, а не обидети, и твоим детем. А рубеж Галичю и Дмитрову…. При Иване и при наших отцех при великих князех…е княженье, а от мене мой удел, чем мя еси, Господине, по….ю, Вышегород, Рудь с Крапивною, Сушев, Гордошевичи…. До ее живота, по ее животе Заячков мне.  А ци от …. Четыре волости, Городошевич, Сушев, Гремичи, Заячков, а жда…. Пожалует нас Бог, найдем тобе, князю Великому великое …. Князю Великому, брату моему старшему».

Галич и Дмитров в последующих грамотах и договорах уже не встречаются в связи с именем Владимира Андреевича. Но династические стремления московских князей заставляли потомков Калиты весьма часто заключать договоры с князьями, близко стоявшим по родству  к Великому князю, с тем, чтобы потом изменить эти договоры сообразно с личными практическими целями.

До нас не дошло много таких официальных документов, отсутствие которых рождает множество вопросов.

Положительные известия о князьях галицких из рода Ивана Даниловича Калиты начинаются с конца Х1У века. По духовному завещанию Димитрия Донского Дмитров отеляется от Галича и один становится самостоятельным уделом, доставшись одному из младших сыновей Донского, Петру, - а Галич вместе со Звенигородом и Рузой достается старшему, после Василия, Димтриевичу, Юрию.

В конце княжения Василия Дмитриевича удел Юрия увеличивается еще присоединением Вятки, как это видно из договорной грамоты с ним Василия Темного; но с другой стороны он несколько и уменьшается, как видно из этой же грамоты, так как Юрий наравне с другим своим братом Петром должен был уступить несколько Звенигородских волостей, чтобы составился удел для самого младшего из его братьев, Константина, родившегося только за несколько ней до смерти своего отца, а следовательно и не получившего удела, так как завещание написано было раньше его рождения.

Таким образом, хотя и есть некоторые основания думать, что Галич и Дмитров непродолжительное время были во владении Владимира Андреевича Храброго, тем не менее – пока не подтвердится наша догадка более очевидными доказательствами – род Галицких князей из рода Ивана Калиты мы должны начинать с Юрия Дмитриевича.

 

 

Юрий Дмитриевич

(1374 - 1434)

 

Юрий  Дмитриевич родился 26 ноября 1374 г. в Переяславле и крещен был преп. Сергием Радонежским. В старину не только малолетние княжичи, но и княжичи – младенцы участвовали в более или менее важных делах и событиях, то, как представители своих отцов, руководимые опытными боярами, то, как еще неопытные юноши, для которых нужно практическое знакомство с такого рода деятельностью, которая ожидала их в будущем, То, наконец, просто как свидетели более важных событий. Так было и с Юрием Димитриевичем: в 1377 г., когда ему было еще только три года, он присутствовал при погребении митрополита Алексия; точно также в 1380 г., когда Димитрий Иванович шел против Мамая, Юрий вместе с другими членами своего семейства оставлен был  в Москве под присмотром боярина Федора Андреевича Свиблова, как бы блюстителем столицы. После Куликовской битвы имя Юрия Дмитриевича не встречается в летописях до 1388 г., а под этим последним годом в одной из летописей замечено, что после Пасхи ему приключилась какая – то тяжкая болезнь, но что «Бог милова его». В том же году, по договорной грамоте Донского с Владимиром Андреевичем Храбрым, Юрий Димитриевич признан был равным братом  (?) своему двоюродному дяде.

В 1389 г. Димитрий Донской скончался. В своем духовном завещании он назначил Юрию в удел Звенигород со всеми пошлинами, селами и волостями, между которыми упоминает: Рузу – городок, Суходол, Вышегород и др., а также и Галич, куплю деда своего», Ивана Калиты.

Более или менее самостоятельная деятельность Юрия Дмитриевича начинается с 1392 г., когда новгородцы поссорились с Великим князем из-за «черного бора» и митрополичьего суда. Василий Димитриевич послал дядю своего Владимира Андреевича Боровско – Серпуховского и брата Юрия на Торжок, который и взят был ими; затем, попустошивши новгородские волости, князья возвратились восвояси.

Между тем в Торжке поднялся мятеж: народ убил «доброхота» Великого князя, новоторжца Максима. Опять в Торжок посланы были московские полки с целью переловить убийц Максима, которые потом публично были казнены в Москве: им постепенно отсекали руки, ноги и при этом приговаривали, что так гибнут враги Великого князя.

Вскоре по вступлении своем на великокняжеский стол, Василий Димитриевич купил в орде ярлык на Нижегородское княжество. В 1394г. по смерти Бориса Константиновича Нижегородского. Племянники его, Василий и Семен Дмитриевичи, дядья Великого князя по матери, бежали в Орду, а осенью следующего 1395 года, при помощи какого-то татарского царевича Ейтяка (по всей вероятности казанского), Семен Дмитриевич овладел 25 октября Нижним Новгородом, причем татары, вопреки данной клятве, убивали и грабили всех русских донага.

Василий Димитриевич послал против татар брата своего Юрия Дмитриевича с ним воевод и старших бояр. Московские полки взяли города: Болгары Великие, Жукотин, Казань, Кременчук; три месяца пустошили они неприятельскую землю и с большой добычей возвратились домой.

 

Вскоре после того Великий князь совместно со своим тестем Витовтом потребовал от новгородцев разрыва дружбы их с немцами, бывшими во вражде с литовским князем. Следствием неисполнения новгородцами требования Великого князя был занятие  последним Двинской области.

Новгородцы встали за обиду св. Софии и господина Великого Новгорода и, во главе с посадниками своими, двинулись за Волок. Много зла причинили они, между прочим, и волостям Юрия Дмитриевича: белозерские, кубенские и галицкие волости взяты ими на щит. Это было в 1398 году.

Великий князь, однако, опасаясь сближения Новгорода с Литвой, отказался от Двинской земли. Между тем Семен Димитриевич Суздальский, кажется, хлопотал опять о том, чтобы при помощи татар занять Нижний Новгород. По крайней мере, в летописях встречаем известие о том, что в 1399 году осенью Великий князь посылал брата своего Юрия на Казань изловить Суздальского князя, что, однако, не удалось.

После этого похода, в продолжение лет пятнадцати, мы почти никаких известий не встречаем о Юрии Дмитриевиче. Знаем только, что в 1400 году он сыграл свою свадьбу в Москве, женившись на Анастасии, дочери Смоленского князя Юрия Святославича, а в 1402 г., по договору Василия Дмитриевича с Федором Олеговичем Рязанским, признан по отношению к последнему равным братом, как и в 1389 году он признан таковым же по отношению к двоюродному дяде своему, Владимиру Андреевичу Храброму.

Князья суздальско-нижегородские не переставали добиваться своей отчины – Нижнего Новгорода. В половине января 1410 года произошел бой при селе Лыскове (Нижегородская губерния) между братом Великого князя, Петром Дмитриевичем, и детьми Бориса Константиновича Иваном и Даниилом, которым помогали князья болгарские, жукотинские и мордовские. Борисовичи одержали верх. В том же году Даниил Борисович послал какого-то татарского царевича Талыча и боярина своего семена Карамышева ко Владимиру, который был разграблен и сожжен ими. В следующем году Борисовичи выхлопотали даже ярлык в Орде на свою отчину.

Этого Великий князь уже никак не мог допустить, имея сам ханский ярлык на Нижний Новгород, и вот в 1414 году, зимой, Юрий Дмитриевич с князьями Боровско – Серпуховскими, Андреем и Василием Владимировичами, с князьями Ростовскими и Костромскими ратями, соединившись в Костроме, 11 января пошли к Нижнему. В последнем находились: Даниил и Иван Борисовичи, Иван Васильевич, сын Василия Дмитриевича Кирдяны, и Василий Семенович, сын Семена Дмитриевича.

Они, по выражению летописи, «разумевь свое неуправление к Великому князю», бежали за р. Суру, между тем как нижегородские бояре и черные люди с крестным ходом вышли навстречу к Юрию Дмитриевичу и его соратникам.

Юрий, не сделавши зла городу, «изгоном» пошел за нижегородскими князьями, доходил до Суры, но, не могши настичь их, возвратился опять в Нижний Новгород, откуда соединенные князья – один по Оке, а другие по Волге – пошли по своим волостям.

Последнее враждебное столкновение Москвы с Новгородом при Василии Дмитриевиче относится к 1417 году. Боярин Юрия Дмитриевича, Глеб Семенович, с новгородскими беглецами, вятчанами и устюжанами, из Вятки, отчины Великого князя, неожиданно напали на Заволочье, повоевали Борок, Емцу и Холмогоры и захватили  в полон двух новгородских бояр. Впрочем, этот полон был отбит у них другими новгородскими боярами.

 

В 1425 году февраля 27  умер Великий князь Василий Дмитриевич.

В ночь с 27-го на 28  февраля митрополит Фотий послал в Звенигород боярина своего, Акимфа Аслебетева – звать Юрия Дмитриевича  в Москву, конечно, как на похороны, так и для присяги новому Великому князю. Теперь-то и обнаружились честолюбивые замыслы Юрия: не желая признать племянника Великим князем, напротив – сам желая занять великокняжеский стол, он не поехал в Москву и отправился из Звенигорода в более отдаленный от Москвы и, следовательно, более безопасный Галич.

В искании великокняжеского стола Юрий Димитриевич мог опираться не столько на старинные, теперь совершенно расшатанные понятия о престолонаследии, сколько на завещание своего отца. Дмитрий Донской в своем духовном завещании, благословляет сына своего Василия, нисколько не думая о ханской санкции, «своею отчиною – великим княжением».

Такая форма передачи наследства указывала на то, что завещатель утверждает великое княжение только за своим родом и притом в нисходящей линии по праву первородства. Но т. к. Василий, во время составления отцом его духовной, еще не был женат, и можно было, во всяком случае, опасаться внезапной его кончины, то Димитрию Ивановичу естественно было сделать следующую оговорку:

«А по грехом отымет Бог сына моего князя Василия, а хто будет под тем сын мой, ино тому сыну моему княж Васильев удел, а того уделом поделит моя княгиня».

Подчеркнутые слова определенно указывают на волю завещателя. По которой только в случае бездетной смерти Василия следующий за ним брат занимает великокняжеский стол; в противном же случае Василий передает стол старшему сыну своему. Очевидно, Юрий мог оспаривать у племянника великокняжеский стол, опираясь только на внешний, а не на внутренний смысл оговорки завещателя.

Итак, Юрий не поехал в Москву, а удалился в Галич, откуда посылал к племяннику посла «з грозами». Впрочем, вскоре между дядей и племянником состоялось перемирие до Петрова дня». Этим временем Юрий Дмитриевич воспользовался для того, чтобы собрать войска со всей отчины. Великий князь (конечно, его бояре) также собирал свои рати; с ним были и дядья его: Андрей, Петр и Константин Дмитриевичи.

Узнав, что московское войско, а с ним и братья его идут к Переяславлю, Юрий Дмитриевич, вероятно потому, что не успел приготовиться к надлежащему отпору, бежал в Нижний Новгород. В погоню за ним послан был Константин Дмитриевич, от которого Юрий ушел за р. Суру. Сюда же подошел и Константин. Несколько времени братья постояли друг против друга на противоположных берегах реки, и разошлись без боя: за невозможностью переправиться через реку, Константин пошел обратно в Москву, а Юрий – в Нижний Новгород и отсюда – в Галич.

По возвращении в последний, Юрий предлагал Великому князю перемирие на год. Василий Васильевич, посоветовавшись с матерью, митрополитом и дядьями, обославшись о том же с дедом своим Витовтом, отправил в Галич митрополита Фотия, чтобы добиться от Юрия вечного мира.

Юрий к приезду митрополита старался собрать со всей отчины своей как можно более народу; этому последнему приказано было занять пригородную гору, так чтобы быть на виду у митрополита, которого Галицкий князь хотел поразить многочисленностью своих подданных. Фотий, встреченный самим князем, детьми его, боярами и лучшими людьми, отправился прямо в Преображенский собор для молитвы.

 

Вышедши из храма и увидевши на горе множество народа, он сказал Юрию: «Сыну! Не видах столка народа в овчих шерстях» (ибо, замечает летописец, все были в серьмягах, т. е. народ простой, неспособный к ратному делу). Князь, как сказано, хотел похвалиться множеством народа, конечно, имея в виду борьбу с племянником, «А святитель в глум си вмених себе». При переговорах Юрий и слышать не хотел о мире; он требовал только перемирия. Фотий в гневе выехал из Галича, не давши благословения ни князю, ни городу. По некоторым сказаниям, тотчас по выезде митрополита Бог ниспослал на город кару, в виде мора на людей. Юрий устрашился Божия гнева и поспешил вслед за митрополитом, которого догнал за озером в селе Пасынкове, бил ему челом и со слезами просил возвратиться в город. Митрополит воротился, благословил князя и город «и преста великий мор».

Юрий дал обещание послать к Великому князю послов для заключения мира. Вскоре по отбытии Фотия он отправил в Москву боярина Бориса Галицкого и Данила чешка; мир докончали на том, что «князю Юрию не искать княжения великого собою, но царем»: кого хан признает великим князем, тот и будет таковым.

Но долго и тот и другой откладывали поездку в Орду: потому ли, что решения хана мало уже имели силы, или потому, что Юрий, не надеясь одержать верх в борьбе с великим князем, решился выжидать более счастливого для себя стечения обстоятельств – не известно. Трудно было оставаться в неопределенном положении, и вот между Василием Васильевичем, Андреем и Константином Дмитриевичами – с одной стороны и Юрием Дмитриевичем – с другой, был заключен 11 марта 1428 года договор, по которому Юрий признал себя по отношению к племяннику младшим братом.. Этот договор, впрочем, вскоре был нарушен.

В 1429 году на Галич внезапно напали татары; города они не взяли, но волости опустошили. Через год после того Юрий прислал Великому князю помянутый договор вместе со складной грамотой.

Соперники порешили отправиться в Орду и отдать дело на суд хана. Василий приехал 15 августа 1431 года, а Юрий – 8 сентября. В Орде князей взял к себе московский дорога (дарага или даруга – один из высших чинов в Орде, которых ставили по областям, городам и селениям не только для сбора податей, но, по-видимому, и вообще для административных дел), князь Минбулат. Василию оказана была в Орде великая честь, а Юрию – «бесчестие и истома велика». Но и у Юрия нашелся доброхот, князь Ширин – Тягиня, который силой взял его от московского дороги и ушел с ним в Крым на зимовку, обещаясь выхлопотать ему великое княжение.

Между тем, благодаря хитрой лести бывшего с Великим князем в Орде боярина Ивана Дмитриевича Всеволожского, с которою он при переговорах обращался к приближенным хана, возбуждая в них честолюбие и зависть к могуществу Тягини, обстоятельства складывались в пользу Василия Васильевича. Хан настроен был против Тягини. Последний, с наступлением весны возвратился с Юрием в Орду. Но Тягиня, узнавши, что хан отдал приказ убить его, если он решится ходатайствовать о Юрии, не мог помочь последнему.

Наконец назначен был суд, и из этого суда племянник Юрия вышел победителем благодаря бывшим на его стороне князьям и мурзам, и не менее их тому же боярину Всевложскому. Юрий основывался на старинных понятиях о правах престолонаследия на ложно истолкованном им завещании отца своего, а Всеволожский представлял хану, что Василий ищет великого княжения, основываясь не на каких бы то ни было правах, а на его ханской милости. Великое княжение было отдано Василию. Мало того: хан хотел, будто бы заставить Юрия вести коня под Василием – унизительный обряд, но Василий не хотел подвергать дядю такому позору.

 

По ходатайству Тягини Юрий, однако, получил в придаток к своему уделу выморочный удел брата своего, Петра (1428) – Дмитров.

Из Орды Юрий приехал в Звенигород, а отсюда отправился в Дмитров. Но жить поблизости к Москве он опасался, а потому в том же 1432 году переехал в Галич, чем не преминул воспользоваться Василий Васильевич: он выгнал из Дмитрова Юрьевых наместников и взял город себе.

Суд в Орде и отнятие князем Дмитрова, конечно, должны были усилить вражду между дядей и племянником. К этому присоединилось еще одно обстоятельство, еще более усилившее вражду между ними.

Боярин Всеволожский, оказавший большие услуги Василию в Орде, надеялся породниться с Великим князем, в чем будто бы Василий обнадеживал его: Всеволожский прочил за Василия дочь свою. Но по приезде из орды в Москву планы Всеволожского рушились. Хотя браки князей с дочерьми бояр были в то время явлением обычным, тем не менее, Софья Витовтовна не согласилась на этот брак, и Василий был обручен с Марьей Ярославной, внучкой Владимира Храброго.

Тогда оскорбленный Всеволожский отъехал от Великого князя к дяде его Константину Димитриевичу в Углич, отсюда – в Тверь, а из Твери  в Галич. Здесь Всеволожский начал подговаривать Юрия идти на Великого князя. При тех натянутых отношениях, в каких находились дядя и племянник, первого не трудно было поднять на последнего, и Юрий, не медля, приступил к делу». По думе Всеволожского, он послал в Москву за сыновьями, которые пировали на свадьбе Великого князя. Известная история с поясом, снятым с Василия Косого Софьей Витовтовной на свадебном пиру, озлобила Юрьевичей до крайности, и они немедленно уехали в Галич. Это было в начале февраля 1433 года.

Между тем Юрий уже собрал свои полки и готовился к походу. Великий князь узнал о замыслах Юрия только тогда, когда последний с детьми и Всеволожским привел свои полки к Переяславлю. Не имея времени изготовиться к бою, Великий князь послал к Юрию, бывшему в это время уже в Троицком монастыре, с предложением мира, но дядя не хотел дать мира, особенно на этом настаивал Всеволожский, между которым и посланцами Великого князя произошла даже перебранка, были «слова неподобные».

Враги – родичи встретились 25 апреля на р. Клязьме, в 20 верстах от Москвы, здесь произошел бой. Бой был неравный: Василий в кроткое время не мог собрать достаточного количества войск, при торопливости набирали много народу из простых московских обывателей, пьянствовавших во время похода.

Проиграв сражение, Василий бежал через Москву, откуда захватил с собой мать и жену, в Тверь, а оттуда – в Кострому. Юрий занял Москву и поспешил заключить договоры с Иваном Андреевичем, князем Можайским и братом его Михаилом Андреевичем, князем Верейским, которых незадолго перед тем Василий обещал, если добудет свою отчину наградить прибавками к их уделам новых волостей. Они целовали к Юрию крест на том. Что им «не канчивати без него, ни ссылатися с его братаничем, со князем Васильем, ни с иным ни с кем, а целование к нему (Василью) служить и быти с ним (Юрием) на него за один и блюсти под ними под его детьми всего его великого княжения и чем благословил его отец и чем пожаловал Бог и царь». Подобный же договор Юрий заключил и с Рязанским князем Иваном Федоровичем. Последний обязывался не ссылаться с Василием, не примать в свою вотчину ни его, ни бояр, которые ему служат, и сложить к нему крестное целование.

 

Итак, Юрий занял Москву. В погоню за Василием, к Костроме, он послал детей своих, а потом и сам выступил. Василий бил дяде челом. Юрию нельзя было оставить племянника без удела, а так как у Василия, как Великого князя, особого удела не было, то нужно было выделить ему какой-нибудь город из великого княжества.

По совету любимца своего, боярина Семена Морозова, Юрий назначил племяннику в удел Коломну, которая постоянно отдавалась великими князьями старшему из сыновей. Дети Юрия и боярин Всеволожский восставали против такого назначения, но Юрий привел его в исполнение. Давши Василию прощальный пир, Юрий отпустил его, богато одаривши, в данный ему город со всеми его боярами.

По прибытии в Коломну, Василий Васильевич начал созывать к себе людей, и к нему, оставляя Юрия, отовсюду стекались князья, бояре, дворяне и простые люди. Потому что, как замечает одна из летописей «не повыкли галичьским князем служити».

Видя, что отца все оставляют, что дело их проигрывается, и, считая виновником такого оборота дел боярина Морозова, старшие сыновья Юрия убили отцовского любимца и бежали в Кострому. Оставленный всеми, Юрий должен был чувствовать всю непрочность своего положения, а потому сам предложил Василию возвратиться на великое княжение.

По состоявшемуся между ними мирному договору, Юрий обязывался за себя и за младшего сына, Димитрия Красного, не принимать к себе старших сыновей своих и не оказывать им помощи, отдать ханский ярлык на Дмитров, вместо которого Василий уступал ему Сурожик, Лучинское, Шепкову, Шачебал и Ликурги, некоторые Костромские волости и Бежецкий Верх кроме тех мест последнего, которые отданы были Константину Дмитриевичу. Признав старшинство Василия, Юрий выговорил, однако, условие не садиться на коня, когда племянник сам поведет полки, и не давать Василию помощи против Литвы, где княжил побратим его, Свидригайло. Из Москвы Юрий ушел в Звенигород, а отсюда – в Галич.

В том же 1443 году Василий Васильевич послал к Костроме рать свою на старших сыновей Юрия с воеводой Юрием Патрикеевичем: Василий Косой и Дмитрий Шемяка вышли с вятчанами и галичанами; бой произошел на берегу р. Куси: Юрьевичи одержали верх и даже взяли в плен московского воеводу.

Великий князь узнал, что в битве при Куси участвовали воеводы Юрия со многими людьми его, а потому решил наказать вероломство дяди: зимой 1434 года он пошел на Галич; Юрий бежал на Белоозеро, и в его отсутствие Галич был взят и сожжен. По уходе Великого князя Юрий возвратился в Галич и послал за детьми и за вятчанами: он готовился к походу на племянника. Весной полки московские и галицкие встретились между Ростовом и Преяславлем, у Николы на горе. На стороне Юрия были все три сына его, на стороне Василия – Иван Андреевич Можайский, перешедший потом на сторону врагов Великого князя.

Дядя выиграл битву(16 марта), и племянник бежал в Новгород Великий, а отсюда – через Мологу и Кострому – в Нижний. Юрий, между тем, подвигался к Москве; когда он был в Троицком монастыре, к нему присоединился Иван Можайский, отступивший от Великого князя в виду опасности потерять свою вотчину.

Москва сдалась Юрию. 1 апреля, в четверг, на святой неделе (в 1434 году Пасха была 28 марта) Юрий забрал казну Василия, пленил мать и жену его, которых выслал в Звенигород и Рузу. Василия нельзя было оставить без внимания. И Юрий послал на его двух младших сыновей своих, двух Дмитриев. Василий, ниоткуда не видя помощи, хотел уже бежать в Орду, как неожиданное обстоятельство изменило весь ход дел: 5 июня, когда Шемяка и Красный были еще только во Владимире, Юрий Димитриевич скоропостижно скончался.

 

Юрий Димитриевич, как мы видели, был женат (1400г.) на Анастасии, дочери Юрия Святославича Смоленского, умершей в Звенигороде в 1422 году. От этого брака нам известны три его сына: Василий Косой, Димитрий Шемяка и Димитрий Красный.

Своим духовным завещанием, писанным, по предположению Карамзина. Еще задолго до своей смерти, Юрий так распределил свои волости между сыновьями: «вотчину свою в Москве, свой жеребей» со всеми пошлинами он отдает всем троим, «натрое»; в частности, старшему Василию дает Звенигород с волостями, Димитрию Шемяке – Рузу с волостями, Димитрию Красному – Вышегород со всеми пошлинами, селами и деревнями и пр.; кроме того, каждому дал по нескольку или из московских и других сел, или из каких – либо доходных московских статей, разделив между ними дмитровские волости, а Дмитров и Вятку, двор свой (на Москве), сад за городом на посаде, «да садец меньшой» отдает всем троим с тем, чтобы они разделили их поровну.

Галич со всеми волостями отдан был Дмитрию Красному. Затем в завещании определено количество дани со Звенигорода и Галича, которую потребуется давать Великому князю для ордынского выхода, и распределено между детьми движимое имущество.

В договоре Василия и Васильевича с Шемякой, заключенном вскоре после бегства Василия Косого из Москвы, Великий князь говорит « И жаловати ми тобя (Шемяку) и печаловатися тобою и твоею отчиной, чем благословил тобя твой отец князь Юрьи Дмитреевич своею отчиною, городы и волостьми, и селы, Галичем, и Рузою и Вышегородом».

Мы видели. Что по вышеприведенной духовной Юрия Галич и Вышегород давались Дмитрию Красному. Т.О. надобно признать. Что более поздняя духовная Юрия Дмитриевича до нас не дошла. Мало того – мы не можем совершенно ясно и определённо сказать, кто – по смерти Юрия Дмитриевича – из сыновей его владел какими волостями.

Дело в том, что – как видно из договорных грамот – дети Юрия (младшие – два Дмитрия), получая уделы по завещанию отца, получали еще пожалования от великого князя, которые они по своим деловым (дележным) грамотам делили между собою. Эти «деловые» грамоты до нас не дошли.

 

Дмитрий Юрьевич Шемяка

(1420 – 1453)

 

Дмитрий Юрьевич, как и старший брат его Василий Косой, начинает упоминаться в летописях только с 1433 года. В этом году Дмитрий пировал в Москве на свадьбе Великого князя и был свидетелем известной сцены, происшедшей между старшим братом его и матерью Великого князя Софьей Витовтовной, из-за драгоценного пояса.

 

О ссоре на свадебном пире и о том, как князь Юрий Дмитриевич занял и отдал Москву

 (Из Никоновской летописи).

 

В лето 1433 боярин Великого князя Василия Васильевича Иван Дмитриевич, служивший ему в Орде со всем усердием и с истинным сердцем добившийся для него великого княжения у Махмета – царя, захотел выдать дочь свою за великого князя. И об этом уговор у него был с Великим князем. Но когда прибыли они в Москву не захотел дочери своего боярина князь Великий Василий Васильевич и мать его Софья Витовтовна. Она обручила его с княжной Марьею, с дочерью Ярослава, внучкой Владимира, правнучкой Андрея Ивановича (Родословная княжны Марьи была блестящей: ее отец – Ярослав – князь Серпуховский, дед – Владимир Андреевич, герой Куликовской битвы, двоюродный брат Дмитрия Донского, прадед – Андрей Иванович – сын Ивана Калиты).

И тогда боярин Иван Дмитриевич побежал из Москвы в Галич ко князю Юрию Дмитриевичу, к дяде Великого князя Василия Васильевича, и начал подбивать его на великое княжение. И князь Юрий по совету его послал за сыновьями своими, за князем Василием Косым и за князем Дмитрием за Шемякой. А они тогда были в Москве на свадьбе Великого князя Василия Васильевича.

И на пиру на свадьбе боярин Петр Константинович (боярин Добрынский, наместник Василия в Ростове) узнал на князе Василии Юрьевиче Косом пояс золотой на цепях с камением. Пояс тот был приданым князя великого Дмитрия Ивановича от князя Дмитрия Константиновича Суздальского (тестя Донского). Сие же пишем того ради, что много зла  с того началось, ибо после свадьбы Великого князя Дмитрия Ивановича Василий Тысяцкий подменил тот пояс, дал его сыну своему Микуле. За Микулой была дочь того же князя Дмитрия Константиновича Суздальского, Марья. А князю Великому дал меньший. И Микула тот пояс большой дал в приданое Ивану Дмитриевичу. (Иван Дмитриевич Всеволожский был женат на дочери Микулы Вельяминова, внучке Дмитрия Константиновича. Таким образом, два дорогих пояса переходили из рода в род. Но «большой» достался не роду Дмитрия Донского (то есть не Василию II), а роду Вельяминовых и Всеволожских; роду же Донского достался подменный «меньший» пояс. А Иван Дмитриевич после своего прихода из Орды обручил свою внучку с князем Василием Юрьевичем Косым, и тот пояс дал ему. И на свадьбе великого князя Василия Васильевича тот пояс большой был на князе Василии Юрьевиче Косом. Княгиня же великая Софья сняла его тогда с князя Василия. И оттого князь Василий Косой и князь Дмитрий Шемяка, раззлобившись, побежали с Москвы к отцу своему в Галич и на пути  пограбили город Ярославль.

Великая княгиня Софья Витовтовна на свадьбе великого князя

Василия Тёмного в 1433 году срывает пояс, принадлежащий Дмитрию Донскому. (Художник  Павел Чистяков)

 

 

Когда они пришли к отцу в Галич, он уже собрался со всеми людьми своими, желая идти на Великого князя. Василий Косой и Дмитрий Шемяка пошли с отцом и со многою силою на Великого князя Василия Васильевича, и боярин Иван Дмитриевич с ними. А князь Великий не ведал того.

Тогда прибежал из Ростова к великому князю наместник его Петр Константинович и передал ему, что идет на него из Галича дядя его князь Юрий Дмитриевич с сыновьями своими, и со многою силою и был тогда уже в Переяславле. Князь же великий не успел собраться. Но послал к князю Юрию послов своих просить мира. И послы встретили его у Троицы (у Троице-Сергиева монастыря). Князь Юрий мира не захотел, а Иван Дмитриевич не дал о мире и слова молвить. И была между боярами брань великая и слова неподобающие.

И так возвратились послы великого князя ни с чем. Князь же великий Василий Васильевич собрал людей, которые были тогда при нем, да взял с собою московских гостей (купцов) и пошел против князя Юрия и встретился с ним на Клязьме, в двадцати верстах от Москвы.

С князем же Юрием было множество воинов, а у великого князя мало, однако он сразился с ними. А от москвичей не было никакой помощи, многие из них были пьяны и с собою мед (хмельной напиток из меда) везли, чтобы пить еще. Был же сей бой в субботу, месяца апреля, в 25-й день.

Князь же великий Василий Васильевич, видя, что нет ему ниоткуда поддержки, побежал скорее к Москве, и, взяв там мать свою Софью и княгиню свою Марью, в трепете и второпях великих побежал в Тверь, а со Твери к Костроме.

А дядя его, князь Юрий Дмитриевич, пришел на Москву и сел на великое княжение пошел с сыновьями своими на Кострому, и с ними силы многие. И, придя в Кострому, Князь Юрий Дмитриевич схватил великого князя Василия Васильевича. Он же со слезами и с плачем упросил дядю своего отпустить его. Князь же Юрий Дмитриевич простил его, и удел ему дал, и устроил в честь него пир, и дал ему даров много, и отпустил его на удел в Коломну и всех бояр его с ним. Князь же великий Василий Васильевич, придя на Коломну, начал звать к себе людей отовсюду, и многие собрались к нему. Так же князья и бояре, и воеводы, и все дворяне, и слуги начали уходить от князя Юрия Дмитриевича и шли с Москвы в Коломну от мала и до велика, ибо не любо им было жить с любимцами Юрьевыми.

Сыновья же князя Юрия, Василий Косой да Дмитрий Шемяка, увидев, что не осталось у отца их никого из москвичей, сильно смутились и пошли к Костроме. Князь Юрий понял, что непрочно его великое княжение, и дети от него пробежали, а люди все идут к Великому князю, и послал он к Великому князю, говоря:

«Пойди на Москву на великое княжение, а я иду в Звенигород».

И так пошел в Звенигород, а оттуда в Галич. А князь Великий Василий Васильевич пришел в Москву на великое княжение. (В книге «Галичский край». 1995г.)

Оскорбленные Юрьевичи бежали из Москвы в Галич. По пути заехали в Ярославль, разграбили город и похитили «казны всех князей» ярославских. Во враждебных последующих столкновениях отца своего с великим князем он также принимал деятельное участие: ходил с ним на Василия Васильевича; по занятии Юрием Москвы, участвовал в договоре последнего с князьями Можайским, Верейским и Рязанским; участвовал в битве на реке Кусь, где Юрьевичи одержали верх над московскими полками.

 

Когда Василий Васильевич (после того, как Юрий уступил ему великокняжеский стол и обязал не принимать к себе старших сыновей и не помогать им) узнал, что, в противность договору, воеводы и многие люди Юрия участвовали в битве, он выступил в поход против дяди. Галич был взят и сожжен Василием. В следующих за тем неприязненных действиях Юрьевичи принимали деятельное участие. Дмитрий, по поручению отца, ходил за вятчанами, участвовал в поражении великого князя в Ростовской области; потом, когда великий князь из Новгорода Великого перебрался в Нижний, Шемяка, по поручению отца, повел на него из Москвы рати вместе с младшим братом.

Юрьевичи были еще только во Владимире, как до них дошла весть о внезапной кончине отца их и занятии великокняжеского стола братом их Василием Косым. Вскоре последний и сам послал к своим братьям известие о кончине отца, о своем здоровье и во княжении. Младшие братья отвечали старшему: «Если Бог не захотел, чтобы княжил наш отец, то тебя–то мы и сами не хотим». Затем младшие Юрьевичи пригласили Василия Васильевича на великокняжеский стол и вместе с ним заставили Косого бежать из Москвы

По занятии великокняжеского стола, Василий Васильевич заключил с Шемякой договор, по которому Юрьевич обязывается держать под великим князем его великое княжение честно и грозно, не вступаться в удел Петра Дмитриевича в г. Дмитров, в Звенигород, взятый Великим князем у Василия Косого, а также в Вятку. Со своей стороны Великий князь обещается держать Дмитрия в братстве и чести без обиды, как держал отец его, Василий Димитриевич, своего младшего брата, Юрия Дмитриевича; печаловаться отчиною его, чем благословил его отец его, Юрий Дмитриевич. Между прочим, согласно завещанию отца, Шемяка владел Рузой и Вышегордом.

Василий Косой бежал из Москвы в Новгород. Но вскоре он выехал оттуда с намерением идти войной на великого князя. Проиграв битву на реке Которосли, Косой бежал в Кашин, а оттуда устремился на Вологду. Второй раз враги встретились у Ипатьевского монастыря между реками Волгой и Костромой. Река мешала им вступить в бой, и они примирились: по договору Василий Косой получил в удел Дмитров. Проживши месяц в Дмитрове, он ушел в Кострому, пославши Великому князю размётные грамоты.

Дождавшись в Костроме установки зимнего пути, Василий Юрьевич перебрался к брату в Галич, а отсюда пошел к Устюгу. Сюда к нему пришли и вятчане. Устюжскую крепость Косой взял на известных условиях (силой не мог взять), но не соблюл их: убил московского воеводу князя Оболенского, повесил десятника ростовского владыки. Перебил и перевешал многих граждан.

В это время Шемяка приехал в Москву звать великого князя на свою свадьбу: Юрьевич собирался жениться на дочери Димитрия Васильевича Заозерского. Великий князь подозревал Шемяку, как соучастника в замыслах Косого. Действительно, двор Шемяки находился в то время при Косом, и подозрения Василия Васильевича имели и некоторое основание.

Василий Васильевич приказал схватить Шемяку и в оковах отправить в Коломну; но при выступлении навстречу Косому великий князь приказал освободить его от оков и «быти ему простому на Коломне», конечно, безвыездно и под надзором приставов. Возвратившись из похода, Василий Васильевич послал в Коломну за Шемякой и «пожаловал его». Тогда же между двоюродными братьями был заключен договор, или – лучше сказать – подтвержден был прежний договор, по которому Великий князь удерживает за собой Дмитров и Звенигород, а Шемяка, кроме Галицкого удела, владел Ржевом и Угличем.

 

События 1438 – 1439 гг. представляются несколько неясными и неопределенными. В начале июля 1439 года на Москву напал хан Улу-Махмет. Как видно из послания духовенства к Шемяке. Великий князь требовал от него, но не получил помощи.

К следующему, 1440 г., к 24 июня относится договор Великого князя с Шемякой; в этом договоре, между прочим, говорится: «также и нынеча, что будете, взяли (Юрьевичи) на Москве нынешним приходом у меня и у моее матери, и у моих князей, и у бояр моих, и у детей у боярских и, что будет у вас, и вам то отдати». Этот «приход» Юрьивичей (конечно, под Москву), само-собой разумеется, был ранее 24июня 1440 г. и, следовательно, состоялся вскоре после похода Юрьивичей на Улу-Мухамета.

Далее, под 1442 годом, встречаем в летописях известие о походе Василия Васильевича на Шемяку, который бежал в Новгород, не надеясь на свои силы, а потом сам наступает на Москву и при посредстве Троицкого игумена Зиновия примиряется с Великим князем. То о приходе Юрьивичей под Москву в 1440 г. мы не имеем летописных сведений.

Поход Василия Васильевича на Димитрия Юрьевича передается в летописях так.

Великий князь «взверже нелюбие» на Шемяку, или – как в другой летописи говорится – «роскынул с Шемякою» - и выступил против него к Угличу. Юрьевич бежал в Бежецкий Верх и много волостям пакости сътвори»; потом отправил в Новгород посла сказать новгородцам: «что бы мя есте прияле на своей воле». Новгородцы отвечали: «хошь, княже. И ты к нам поеди; а не въехошь, ино как тебе любо». После или до помянутого посольства Шемяки в Новгород (в летописях это не довольно ясно передается) Юрьевич с князем Александром Черторижским доходил едва не до самой Москвы; но (двоюродных) братьев примирил Троицкий игумен Зиновий.

Это примирение, как показывают последующие события, было неискренне со стороны Шемяки: он ждал только удобного случая. Чтобы занять великокняжеский стол, и такой случай года через три представился.

В 1445 году Улу-Махмет напал на Нижний Новгород и занял старый город. Отсюда он направился к Мурому. В начале января Великий князь выступил в поход; с ним шли также князья: Дмитрий Шемяка, Иван Андреевич Можайский, брат его Михаил Андреевич Верейский и Василий Ярославович Боровско–Серпуховский. Махмет бежал, но в том же году весной послал на Суздальскую область сыновей своих, Мамутека и Ягуба. В июне Великий князь выступил против них; с ним пошли опять те же князья, но Шемяка, в противность договору, ни сам не пошел, ни полков своих не послал, несмотря на то, что за ним посылали несколько раз. Бой под Суздалем кончился полным поражением русских; сам Великий князь взят был в плен. Татары, мимо Владимира и Мурома, прошли к Нижнему Новгороду, откуда Махмет со всей ордой своей пошел к Курамышу, отправив к Шемяке посла Белича.

Юрьевич принял ханского посла с великим почетом, т.к. видел, что благоприятное время для достижения намеченной им цели наступило. Он отпустил Белича «с всем лихом на Великого князя» и вместе с ним отправил к Улу-Махмету своего посла, дьяка Федора Дубенского, которому поручено было всеми мерами стараться о том, чтобы Великий князь не был выпущен из плена.

 

Кажется, Махмет отправлял посла к Шемяке с тем, чтобы разузнать, от кого можно более получить за великокняжеский стол который в это время находился, можно сказать, в полном его распоряжении. Но должно быть Махмет нетерпеливо желал поскорее покончить это дело, между тем как его и Шемякин послы были уже в Муроме, ему вообразилось, что Белич убит Шемякой, и что ждать возвращения его не приходится, а потому вступил в сделку с Василием и на известных условиях отпустил его.

Между тем Белич и посол Шемяки, выехавши из Мурома, узнали по дороге, что Великий князь выпущен из плена и той же дорогой идет в Москву. Послы вернулись назад, в Муром, где князь Василий Иванович Оболенский схватил Белича и заковал его. Услышав об этом, Шемяка бежал в Углич. Это было уже в 1446 году. Теперь Шемяка для достижения своей цели пустил ложный слух о том, что Василий выпущен из плена с условием, чтобы ему княжить в Твери, а на великом и других русских княжениях – хану. Этому слуху могли придавать веру, тем более, что многие были недовольны приходом множества татар, вышедших из Улу-Махметовой орды вместе с Василием; кроме того, народ мог быть недоволен от тягости податей, усиленных для уплаты хану окупа.

При помощи этого ложного слуха Шемяка втягивал в свои интересы Бориса Тверского и Ивана Можайского. У последнего прежде были неудовольствия с Великим князем, но в 1445 году, июля 17-го между можайскими князьями и Василием Васильевичем состоялся договор. По которому Великий князь давал Ивану Можайскому Козельск с волостями, и князь Иван не имел причин жаловаться на Великого князя. Но выдумка Шемяки удалась: верили или нет этой выдумке Тверской и Можайский князья, но они стали на сторону Шемяки.

В Москве также много было недовольных Великим князем; в числе их были бояре, гости и даже чернецы. Главным, из московских недовольных, был какой-то Иван Старков. Около Шемяки, более важными помощниками его, были какие-то Константиновичи, из которых особенно выдается Никита Константинович. Врагам Василия нужно было выжидать благоприятно случая для проведения своих замыслов и в исполнение, и случай такой скоро представился.

В начале февраля 1446г. Василий Васильевич собрался со своими детьми, Иваном  и Юрием, в Троицкий монастырь на богомолье. Московские единомышленники Шемяки давали последнему, и его сообщникам, знать «по вся дни», что делается в Москве. Узнавши этим путем об отъезде Великого князя к Троице, Шемяка и Иван Можайский соединились в Рузе и 12 февраля подступили к Москве, в которую вошли при помощи тех же единомышленников своих.

Василий был захвачен у Троицы князем Можайским, привезен в Москву и 16 февраля ослеплен. При этом по некоторым известиям Василию ставилось в вину, зачем он привел татар на Русь и отдал им в кормление города и волости; обвиняли также в том, что он через меру любит татар и речь их, а христиан томит без милости; золото, серебро отдает татарам; спрашивали, наконец, зачем он ослепил князя Василия Юрьевича. Затем ослепленный Великий князь вместе с женой сослан был в Углич, а мать его, Софью Витовтовну, отправили в Чухлому.

Итак, Шемяка достиг своей цели: сел на великокняжеском столе. Но положение его было непрочно. Хотя в Москве и много было недоброжелателей Василия, но это было сравнительное меньшинство: симпатии большинства были на стороне князя – слепца, как законного государя. Бесправно занявши великокняжеский стол, Шемяка и держаться должен был на нем средствами бесправными, уступками своим пособникам, потачкой чиновникам и пр. Может быть, к этому–то времени и относится появление в народе пословицы о неправом суде, как о суде Шемякином.

 

Если своим пособникам Шемяка делал уступки пред большей силой. Вскоре по занятии Москвы, он «присла поклоньщики в Новгород»; новгородцы отправили к нему посадников Федора и Василия, «и князь Дмитрий крест целована всех старинах».

Московские жители хотя и целовали к нему крест, но не все, и притом многие на Шемяку не только «негодоваху о княжении его», но и «на самого мысляху». Шурин Великого князя Ваилий Ярославич, князь Семен Иванович Оболенский бежали в Литву; кроме того, дети Василия спаслись от плена и с князьями Ряполовскими засели и укрепились в Муроме; Борис Тверской как будто также подозрительно относился к Шемяке: новгородских посадников, ходивших к Шемяке, он держал «на опасе» четыре месяца и тогда только отпустил их. Все это должно было сильно тревожить Шемяку, особенно дети Василия, против которых. В виду заметного в народе ропота, он не мог употребить силу. Но, так или иначе, ему нужно было отделаться от этих претендентов, и он нашел средство.

Призвав Рязанского епископа Иону, которому обещал дать митрополию, он поручил ему отправиться в Муром и взять « на свой патрахель» детей Василия, обещавая дать им и отцу их удел. Владыка успешно исполнил поручение; но Шемяка, ласково принявши и одаривши племянников, все-таки отправил их с тем же владыкой в Углич, в заточение.

Этот поступок Шемяки вооружил против него многих, и в особенности князей ряполовских, сдавших детей Василия владыке Ионе, также князя Ивана Стригу–Оболенского, брата его Бобра и др., которые поэтому решились высвободить Василия их Углича. Но о заговоре их Шемяка узнал, и они вынуждены были удалиться в Литву. Это было уже в 1447 г. Шемяка чувствовал, что почва под ним сильно колеблется, и на совете с Иваном Можайским и владыками, из которых Иона постоянно напоминал ему о коварном поступке его с детьми Василия, решился освободить царственного узника и дать ему удел. Шемяка в 1447 году, в сопровождении епископов, игуменов и пресвитеров, поехал в Углич. Освобожденный Василий, присягнув Дмитрию, от которого получил в удел Вологду, дал проклятые (клятвенные) грамоты – не искать под Шемякой великого княжения. В заключение Юрьевич дал Василию Прощальный пир, одарил его семейство и отпустил в данный ему удел.

Кажется, Василий и его приверженцы только и ждали этой свободы. Чтобы возвратить великокняжеский стол; по крайней мере, последующие обстоятельства, некоторые на этот счет намеки летописей, утверждают нас в этом предположении, особенно по отношению к самому Василию: приверженцы последнего еще раньше хлопотали об освобождении Великого князя. Говоря о том, что Василий недолго побывший в Вологде, надумал отправиться в Кирилло-Белозерский монастырь, летописец так иллюстрирует это желание Великого князя: «творяся тамо сущую братию накормити и милостыню дати».

Для успокоения столько же своей, сколько и народной совести, Василию нужно было, так сказать, санкционировать клятвопреступление, т. к. он хотел избавиться от бремени данных им Шемякой проклятых грамот. Кирилло-Белозерский игумен Трифон успокоил его совесть, взяв тот грех на себя и на монастырскую братию, вследствие чего на сторону Василия стало переходить множество народу.

 

Василий снесся с Тверским князем Борисом, который обещал дать ему помощь под условием, что сын его, Василия, женится на его, Борисовой, дочери. Из Твери Василий пошел к Москве. Шемяка с Иваном Можайским вышел навстречу своему сопернику к Волоку, а Москва, в его отсутствие, была занята боярином Василием, Михаилом Борисовичем Плещеевым, который, подступив к столице в ночь на Рождество Христово, воспользовался тем обстоятельством, что Никольские ворота, после проезда в них вдовы Василия Владимировича Углицкого, Ульяны, к заутрене, остались незапертыми. Плещеев с небольшим отрядом ворвался через эти ворота в Кремль, приверженцы Шемяки были переловлены и ограблены, а жители целовали крест Василию.

Шемяка, видя, что с одной стороны на него идет Василий, с другой – его приверженцы из Литвы; видя, наконец, что Москва взята, бежал в Галич, потом в Чухлому, а отсюда, захвативши здесь Софью Витовтовну, пустился в Каргополь. Преследуя Шемяку, Василий взял Углич, где соединился с пришедшим из Литвы Василием Ярославичем Боровско-Серпуховским и вместе с ним пошел к Ярославлю, откуда послал к Шемяке с предложением отпустить мать его, Софью Витовтовну. Находя бесполезным держать при себе тетку, Шемяка отпустил ее с боярином своим Сабуровым, который со всеми товарищами своими бил челом Великому князю о принятии их службы.

Кажется, около этого времени Шемяка заключил договор с князьями суздальскими, Василием и Федором Юрьевичами, внуками Василия Кирдяпы. По приобретении великокняжеского стола, Димитрий Юрьевич отдал главному пособнику своему, князю Ивану Можайскому, Суздаль

Но когда Василий опять возвратил свое наследие, Шемяка все-таки рассчитывал на великое княжение. По памятному договору он обязался, когда Бог даст ему достать свою отчину, великое княжение, возвратить князьям суздальским Суздаль, отобрав его у Ивана Андреевича Можайского, также Нижний Новгород, Городец и даже Вятку. Василий Юрьевич по договору становился по отношению к Шемяке сыном, а к сыну Шемяки братом равным, следовательно, по смерти последнего, имел одинаковое право с Шемячичем на великокняжеский стол. Братья выговорили себе право непосредственного сношения с Ордой; обе стороны обязались, без обоюдного согласия не сноситься с Василием Васильевичем; в остальных пунктах этот договор почти ничем не отличается от других, такого же рода договоров.

Мы сказали, что Василий Васильевич отправил посла к Шемяке с предложением отпустить Софью Витовтовну, после чего возвратился в Москву (17 февраля1448 г.). Шемяка на Думе со своими боярами нашел бесполезным держать в плену мать Великого князя и отпустил ее. Но что ему оставалось делать? Или бесприютно скитаться, или примириться с Великим князем, хотя бы и наружно только.

Шемяка, а с ним и князь Можайский, решились на последнее. Они обратились к посредничеству Михаила Андреевича Верейского и Василия Ярославича Серпуховского, находившихся в хороших отношениях с Великим князем, и заключили с ними, так сказать, в счет будущего договора с Великим князем, перемирия «уговев Петрова говенья неделю», как сказано в перемирном договоре, они целовали к меньшей братии свой крест на том, что будут бить челом Великому князю, а последний должен будет пожаловать их – принять в любовь и дать им отчины их.

Шемяка отказывался в пользу Великого князя от Звенигорода и Вятки, от Углича, Ржева и Бежецкого Верха, а князь Можайский – от Козельска, Алексина и Лисина. Кроме того, Шемяка и князь Можайский должны были помириться с Борисом Тверским, так как последний был с Великим князем «один человек».

 

Наконец, они должны были возвратить полон, и вообще все, пограбленное ими у Великого князя, его жены и матери, а также, сделанные на людей Великого князя кабалы. Мы видели уже, как нарушались подобные обязательства не только по отношению к таким предметам, как полон, ярлыки и т. п., но и по отношению к самим договаривающимся лицам, к их личной безопасности. Неудивительно поэтому, что Шемяка и князь Можайский выговаривают себе в перемирной грамоте право не ездить лично к Великому князю, пока на Москве не будет митрополита, духовная власть которого представляла более ручательств в безопасности, чем договоры.

Но Шемяка и после мира не успокоился: везде он заводил крамолы, стараясь поселить в народе нерасположение к Великому князю. В сношениях с Новгородом он называл себя Велики князем; сносился с прежним союзником своим, Иваном Можайским, который со своей стороны не старался даже скрывать этого от Великого князя: его послы говорили Василию, что если он не пожалует Димитрия Юрьевича, то это будет значить, что он не жалует и его, князя Ивана. Шемяка, кажется, просил у Великого князя чрез Ивана Можайского возврата потерянных им волостей. Вятку Василий, как мы видели, оставил за собой, а между тем Юрьевич возбуждал тамошнее население против Москвы; по договору он не должен был сноситься с Ордой, доставлять Великому князю ордынский выход, возвратить все награбленное у Великого князя и других членов его семейства, не препятствовать переходу от одного князя к другому боярам, детям боярским и слугам вольным, т. е. не лишать их, при переходе «отчин их». Ни одного из этих условий договора Шемяка не соблюдал.

Наконец, владея в Москве жребием отца своего, он держал там своего тиуна Ватазина, к которому посылал грамоты, а в этих грамотах, которые были перехвачены и доставлены Великому князю, он приказывал Ватазину отклонять граждан от Василия.

Последний, отдал это дело на суд духовенства. Ростовский, Суздальский, Рязанский, Коломенский и Пермский владыки отправили Шемяке в высшей степени искусно для того времени составленное убедительное и красноречивое, но грозное послание.

Между прочим, они указывают на пример отца Шемяки, который как ни старался, « а княжения великого никакоже не досягал, что ему Богом не дано, ни земскою из начальства пошлиною». Правда, Юрий добился великокняжеского стола, но, сколько посидел на нем? И Василий (Косой) захотел великого княжения «не от Божия же помощи, но от своей ему гордости и высокомысльства.… И попустил ли ему всесильный Бог? Ей, не попусти…».

Затем послание переходит к личным действиям Шемяки, ставит ему в вину поражение и взятие Василия в плен под Суздалем. Когда Великий князь возвратился из плена, Шемяку «диявол на него вооружил желанием самостоятельства, разбойнически, ношетатством изгонить его, на крестном целовании», и Шемяка «сотворил над ним не менши прежнего братоубийцы Каина «и окаянного Святополка… и колико…погосподарьствовал, и в которой тишине пожил…? Не все ли в суете и в прескаканьи от места до места, во дни от помышления томим, а в нощи от мечтаний сновидения?»

Затем послание приводит подлинные статьи договора, из которых Шемяка не соблюл ни одной, о чем мы только что упоминали. В заключение пастыри церкви заявляют, что они. По своему долгу, били за Шемяку челом Великому князю, который вследствие того, изъявил согласие на примирение и назначил срок для исполнения договора. Если Шемяка не исполнит последнего, пастыри отлучат его от церкви Божией, предав проклятию».

 

Но, несмотря на всю убедительность послания и угрозы духовенства об отлучении от церкви, Шемяка не смирился, и Василий Васильевич выступил в поход к Галичу. Он стоял еще в Костроме, как Шемяка, не испугавшись перед тем церковного проклятия, теперь «убоялся, начат миру прошати, и креста на том целовал, и грамоты на себя проклятые дал»: не хотеть никакого лиха Великому князю, его детям и всему великому княжению; в случае неисполнения им этого договора, на нем не будет милости Божьей и Богородицы, не будет молитвы чудотворцев Русской земли, митрополитов Петра и Алексия, епископа Леонтия, ростовского чудотворца, преп. Сергия и пр. Великий князь, дав мир Шемяке, на Фоминой неделе возвратился в Москву.

В конце 1448 г. митрополит через окружное послание уведомлял свою паству о примирении Великого князя с Шемякой, не однажды изменившим крестному целованию, он приглашает князей, бояр и панов пощадить себя телесно и особенно духовно: бить челом великому князю о жаловании (мира Л.Б.), как ему Бог положит на сердце, - а в противном случае лишает их благословения и за их окаменение и неразумие затворяет Божии церкви.

Но весной 1449 года Шемяка «преступил крестное целование и проклятые грамоты на себе»: на Светлое Воскресение он подступил к Костроме со многою силой, долго бился под городом, но взять последнего не мог, потому что в Костроме была сильная застава (гарнизон): князь Иван Васильевич Стрига и Федор Басенок, а с ними много детей боярских – двор Великого князя. Вскоре и сам Великий князь выступил в поход; его сопровождали: митрополит, епископы, некоторые князья («братия его») и татарские царевичи. Подошедши к Волге, Василий отпустил вперед «братию свою» и царевичей; те пришли в село Рудино, близ Ярославля, куда прибыл потом и сам Великий князь.

Шемяка переправился на их сторону «и вмале не бысть межи има кровопролития»; едва дело не дошло до бою, но все-таки его не было, может быть потому, что Иван Можайский, бывший и теперь с Шемякой, помирился с Великим князем, и на этот раз получил от него Бежецкий Верх, который еще в 1447 году был ему дан, но который потом, надобно полагать, был отобран у него, может быть, вследствие каких–нибудь крамол его. Шемяка ушел в Галич.

Дмитрий Юрьевич, несмотря на последние свои неудачи, все-таки не хотел еще отказаться от своих мечтаний насчет великокняжеского достоинства, и, как видно, готовился к военным действиям. В 1450 г., по некоторым сказаниям, отчасти подтверждаемым и летописями, в рождественские праздники, Шемяка напал на Вологду, город, который, как сказано в житии преподобного Григория Пельшемского, из которого (жития), мы почерпаем это известие, «не силен тогда бяше людьми… и воевода тогда не бяше в нем». Юрьевич свирепствовал здесь как зверь. Услыхавши об этом, пре. Григорий пришел в Вологду и начал обличать Шемяку в пролитии невинной крови; Юрьевич рассвирепел и приказал столкнуть преподобного с моста в городской ров. Григорий встал невредим и опять продолжал свою обличительную речь. Тогда Шемяка, беспокоимый каким-то безотчетным страхом, ушел обратно в Галич.

В летописях под 1450 г. находим известие, что Великий князь пошел на Дмитрия Шемяку к Галичу; но, узнавши, что последний пошел к Вологде, Василий и сам направился к этому городу. Когда он был у Николы на Обноре, к нему пришло известие, что Шемяка воротился в Галич. Куда направился и Великий князь.

 

Шемяка расположился около города на горе; город был укреплен и снабжен пушками. Великий князь послал вперед бывших с ним князей и воевод под начальством большого воеводы, князя Василия Оболонского; за ними шли татарские подручные Москве царевичи со всеми их князьями.

Московские рати пришли к Галичу 27 января. Оврагами, со стороны озера, стараясь быть незамеченными, московские полки шли к крутой, трудной для подъема горе, на которой, не трогаясь с места, стоял со своими полками Шемяка. Как только москвичи стали подниматься на гору, с городских стен загудели пушки, тюфяки, пищали и самострелы. « Но ни во что же бысть се им!» Москвичи множество галичан положили на месте; пешая рать Шемяки едва не вся истреблена; лучших людей брал живьем; сам Шемяка едва  спасся бегством, а город затворился.

Узнавши о благополучном для него исходе боя, Василий подошел к Галичу, который и сдался ему. «Град омирив и наместники своя, посажав по всей отчине той», Василий пошел в обратный путь и прибыл в Москву на Масляной неделе. Между тем Шемяка пробрался в Новгород.

Года два после этой битвы о Шемяке ничего не было слышно. Но зимой 1452 г. Василий Васильевич получил весть, что он идет к Устюгу. Отпраздновавши день Рождества Христова в Москве, Василий 1 января выступил с ратью к Ярославлю, откуда послал против Шемяки на реку Кокшенгу (впадающую в Волгу) сына своего Ивана, а сам продолжал путь на Кострому. Отсюда он послал к Устюгу князя Василия Ярославича Боровского, князя Семена Ивановича Оболенского и Федора Басенка. Шемяка, пожегши Устюжский посад, бежал от приближавшихся московских полков. Так как на Кокшенгу еще прежде посланы были московские полки с сыном Великого князя, а потом царевич Ягуб, то Шемяка, вероятно, не будучи в состоянии удержаться здесь, бежал опять в Новгород.

Митрополит Иона писал Новгородскому владыке Евфимию о том, чтобы он убедил Шемяку покориться Великому князю, который со своей стороны, готов простить Юрьевича. Новгородцы, в свою очередь, просили митрополита бить челом Великому князю, чтобы он дал опасные грамоты для их послов. Просьба их была уважена с тем, чтобы они отправили в Москву своих послов по своим делам, а Шемяка, чтобы прислал своего посла с раскаянием в своих крамолах.

Юрьевич, действительно, прислал боярина, но с такими предложениями, на которые в Москве никак не могли согласиться. Митрополит жаловался новгородскому владыке, что Шемяка присылает свои грамоты «с великою высостию», между тем как о раскаянии в своей вине ничего не говорит. Владыка Ефимий оправдывал новгородское гостеприимство по отношению к Шемяке старым обычаем. А митрополит доказывал, что в Новгороде ни один князь не приезжал с таким бременем преступлений, как Шемяка. Эта переписка владык не привела ни к чему. Но скоро дело само собой разрешилось.

Июня ( следует, д. б, не июня, а июля – Л.Б.) 23 , 1453 г., накануне дня князей – мучеников Бориса и Глеба, Великий князь слушал вечерню в Борисоглебской церкви, что ныне у Арбатских ворот. В эту пору в Москву пригнал из Новгорода подъячий Василий Беда с известием, что Димитрий Юрьевич 17 июля (по другим источникам 18), скончался, погребен в Юрьевом монастыре.

 

Великий князь так обрадовался этому известию, что пожаловал гонца чином выше: «и бысть оттоле дьяк Василий Беда». Есть весьма веские основания думать, что Василий Васильевич был не безгрешен в смерти Юрьевича: передавая о кончине последнего, одни из летописей говорят, что умер он «напрасно» (т.е. неестественной смертью), другие прямо передают, что он умер от отравы; есть даже известие, что из Москвы в Новгород послан был дьяк Степан Бородатый, известный в то время знатоком летописей, который подговорил боярина Шемяки, Ивана Котова, а последний княжеского повара – дать Шемяке в чем-нибудь отраву. Повар подал к обеду напитанную ядом курицу, поевши которой Шемяка вскоре и скончался.

Димитрий Юрьевич, как мы видели, еще в 1436 году собирался жениться на дочери Димитрия Васильевича, князя Заозерского, которую некоторые родословные называют Софией. В помянутом году он приезжал в Москву звать Великого князя на свою свадьбу, но был схвачен по приказанию Василия, и в оковах отправлен в Коломну. Кроме этого известия, летописи ничего не говорят о его семейных делах

Он имел, кажется, единственного сына, Ивана Шемячича, который в первый раз упоминается (в 1446 году) в договорной грамоте его отца с Василием и Федором Юрьевичами, внуками Василия Кирдяны, князя Суздальско-Шуйского. На другой год по смерти отца, т. е. в 1454 году. Он с матерью переехал из Новгорода в Псков, где его приняли с честью и подарили ему 20 рублей. Проживши в Пскове три недели, 1 мая того же года он отъехал в Литву, где получил от короля Казимира в кормление Рыльск и Новгород–Северский.

Родословные дают Ивану Дмитриевичу четверых сыновей: Семена, Владимира, Ивана и Василия Шемячичей, из которых по нашим летописям более известен последний, Он, вследствие поднятого в Литве гонения на православных, обратился к Великому князю Московскому с просьбой принять его в подданство вместе с вотчинами, и в 1500 году был принят Иваном Ш, при преемнике которого умер в заточении, в 1529 г.

 

Дмитрий Юрьевич Красный

(1421 – 1441)

 

Младший сын Юрия Дмитриевича начинает появляться на страницах летописей одновременно со старшим братом своим, Шемякой. Так, в первый раз он упоминается под 1433 годом: он участвовал в походе отца и старших братьев к Москве против Великого князя; ходил потом к Костроме отъискивать бежавшего с бою Василия Васильевича. Когда Юрий Димитриевич занял великокняжеский стол, но увидел, что ему не усидеть на нем, он решился отказаться от великокняжеского достоинства. По этому случаю между дядей и племянником состоялся договор, в котором на одной стороне были братья Юрия, а на другой – только сам Юрий с меньшим сыном своим, за которого он ручался в соблюдении статьи договора.

Затем, в последующих военных действия (1434г.) отца и старших братьев своих против Великого князя он также принимал участие. Когда Василий Васильевич находился в Нижнем Новгороде, Юрий послал против него вместе с Шемякой и Красного. Мы уже видели, что братья были еще во Владимире. Как к ним пришло известие о смерти отца их и занятии великокняжеского стола старшим братом их, Василием Косым; видели также, что младшие Юрьевичи взяли сторону Великого князя Василия Васильевича и этим заставили Косого бежать из Москвы. В вознаграждение за такую услугу Василий дал Красному Бежецкий Верх.

 

С этих пор Дмитрий Красный не отставал от великого князя; напротив, в 1436 году он участвовал в походе Василия к Костроме на брата своего Василия Косого, а в следующем 1437 году, по приказанию великого князя, был вместе с братом своим Шемякой в неудачном походе к Белеву на хана Улу-Махмета. Затем, до 1441 года, т. е. до года смерти его, в летописях ничего не говорится о младшем Юрьевиче.

Дмитрий Юрьевич скончался 22 сентября какой–то странной смертью: на него напала глухота «и болячка в нем движеся»; боль до того была тяжела. Что он по нескольку дней и ночей оставался без сна и без пищи. Сентября 18 он захотел приобщиться святых тайн, но священник долго дожидался в сенях со святыми дарами удобного для свершения таинства времени: у больного открылось сильное кровотечение из носу, «яко прутки течаху», как образно выражается летописец; наконец, духовник заткнул ему ноздри бумажкой, и священник совершил таинство.

Больной лег в постель, поел мясной и рыбной ухи, выпил вина и просил присутствующих оставить его, т. к. ему захотелось спать. Все присутствовавшие тут пошли к какому–то Дионисию Фомину «ясти и пити у него». Вечером один из оставшихся при князе известил духовника о предсмертной агонии больного; духовник пришел и начал петь канон на исход души, во время которого князь скончался.

Многие, напившись меду, легли спать в той же горнице, в которой лежал покойник; не спал только диакон, не пивший мёду и прилегший против покойника на лавке.

В полночь покойник своими руками скинул с головы своей покрывало и начал читать одно место из священного писания: «Петр же, познав сего, яко Господин» и пр. Диакон оцепенел от ужаса, но, оправившись, разбудил спящих. Между тем, князь продолжал петь разные церковные песни. Утру он стих и закрыл глаза. Явился духовник с запасными дарами; но так как князь не открывал глаз, то духовник коснулся лжицей уст его, и князь ткрыл глаза и опять приобщился святых тайн.

Следующие два дня больной не переставал петь церковные песни; узнавал тех, которые обращались к нему, и если последние о чем-нибудь спрашивали его, он давал, совершено здравые ответы. На третий день, после последнего принятия святых тайн, Дмитрий Юрьевич скончался. Это было, как уже сказано, 22 сентября. В самую обедню.

Бояре послали в Углич за Шемякой. Который прибыл уже на 8-й день по смерти брата. Отпевши те покойника, положили его в колоду, осмолили и на носилках понесли в Москву (дорогой два раза роняли с носилок), куда прибыли 14 октября и, по совершении обычных церковных церемоний, похоронили у Архангела Михаила. Когда. После отпевания, вскрыли колоду, чтобы переложить тело в гроб, то нашли, что внешний вид тела покойного совсем не отличается от вида спящего человека.

Дмитрий Юрьевич Красный женат не был. Мы уже говорили, что по духовному завещанию Юрия, писанному задолго до смерти последнего, Галич предназначался Димитрию Красному; но из договорных грамот Василия Васильевича с Шемякой видим, что было другое духовное завещание Юрия, по которому Галич дан был Шемяке. Из тех же договорных грамот узнаем, что младшие Юрьевичи сами делили между собой отчину, но их «деловые грамоты» до нас не дошли, - а между тем на деле мы видим, что Красный постоянно живет в Галиче, в нем же и умирает; Шемяка же живет в Угличе. Отсюда мы за несомненное полагаем, что, по крайней мере, после того, как Косой устранен был от отчины – Галич был в руках Димитрия Красного до самой его смерти, т. е. до1441 года, а потом перешел к Димитрию Шемяке.

 

После битвы 1450 года под Галичем, после которой Шемяка бежал в Новгрод, Василий оставил в Галиче своих наместников, и с тех пор Галич уже не отделялся от непосредственных владений Великого князя Московского: из договоров Василия Темного с Василием Ярославичем Боровск–Серпуховским видно, что он был за Великим князем; Василием Темным. Как видно из его духовного завещания, в числе других многочисленных городов, отдает Галич старшему сыну Ивану, будущему Великому князю. А этот последний, в свою очередь, отдает его своему наследнику, Василию.

Таким образом, существование галицкого княжества прекратилось в самой середине ХУ века.

 

 

А.В.Экземплярский – «Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период», том №2, гл. UII, С.236-254, Санкт-Петербург, 1891 г.

С.В.Рычкова - «Галицкие владетельные князья из рода великого князя Ярослава Всеволодовича», «Галичские известия» №94 (10873) от 04.09.2003 г., №123 (10902) от 21.10., №126 (10905) от 28.10.2003 г.

«Галичский край» - «Галич летописный», С. 19-26, Г. Галич, 1995 г.

Брокгауз и Ефрон - «Энциклопедия» электронные книги, товарный знак Дискавери^1М, ООО «ИДДК Групп», Москва,  2003 г.